Леди Сирин Энского уезда - Страница 80

К оглавлению

80

В памяти всплыли слова старинной книги: «И тело у нее птичье, венчается человечьей головой, и ликом она печальна и прекрасна…»

Потом вспомнился старческий надтреснутый голос: «Это у вас, нехристей, сирены, а у нас — Сирины». Зачесался нос, я потерла им о плечо. Перья были мягкими и пахли сандалом. Наверное, случайностей просто не бывает. Каждый наш выбор, каждое сказанное слово вплетены в тугое полотно судьбы.

«…Мы будем называть вас леди Сирин… Леди Сирин Энского уезда…»

Книга лежала у моих лап, я подцепила когтем крошечную страницу. От прикосновения книга начала расти, пока не превратилась в огромный старинный фолиант. Страницы шелестели, переворачиваясь.

— Мы можем это как-то остановить? — спросил один из подошедших, рослый широкоплечий блондин.

Мне очень не понравился его взгляд на мои груди — слишком интимный, слишком возбужденный. Я зашипела на пришельцев.

— Нет, мы не сможем, — ответил второй мужчина, брюнет, обнимающий за плечи стройную золотоволосую девушку. — Книга открыта, обратной дороги нет.

Его спутница смотрела на меня с ужасом. Это мне тоже не понравилось.

Неожиданно амулет на моей груди ожил, наливаясь золотистым светом. Книга, будто в ответ, замерцала голубым.

— А она вообще кто? — писклявый голосок принадлежал крошечной крылатой рыбке, зависшей над плечом блондина. — К какому Дому принадлежит?

— Это как раз самое любопытное, — ответил брюнет. — Она не из нашего мира. Я даже не уверен, существует ли ее мир до сих пор. Это совсем другой пантеон — вещая птица Сирин. Кажется, где-то еще должна обитать ее сестра — Алконост.

Я одобрительно кивнула, умные мужчины мне нравились.

— Обитает она в самом саду райском, но, когда спускается на землю, начинает песни петь. И оттого перестает себя ощущать, — проговорила я низким контральто. — И ежели живой человек ту песнь услышит, то от жития отлучится в тот же миг, душа его покинет бренное тело.

Смысла фраз я не понимала, но звучание доставляло мне удовольствие.

— Дашка, ты что, петь собралась? — пискнула рыбка.

Брюнет повернулся к своей подруге:

— Прощай, любовь моя… Я буду искать тебя всегда, в любом воплощении. Ты просто жди.

Женщина спрятала лицо на его груди.

— Вот жизнь, даже обняться не с кем напоследок! — Рыбка повела из стороны в сторону вихрастой головой, остановила взгляд на блондине. — Ну, это было бы слишком…

А мужчина вообще смотрел только на меня — на мои яркие золотые крылья, изящные лапы со смертоносными когтями, на высокую большую грудь… Мне начинало это нравиться. Я склонила голову и нежно зашипела.

— Пора петь! — раздался в голове резкий приказ.

— Я не хочу, — ответила я мысленно. — Мне нравится этот мир.

— Ты будешь!

Виски сдавило нестерпимой болью, медальон на груди пульсировал, обжигая. Я опустила влажные от слез глаза вниз, к фолианту. Убористые строчки складывались в слова, наполненные мощью и страхом.

— Пой!

И я запела — громко и протяжно, прощаясь в душе с этим прекрасным миром.

Колонна подо мной качнулась.

— Что ты делаешь? — раздался встревоженный крик в моей голове. — Это не та песня!

Сидящий внизу на троне запрокинул голову, глядя на меня в упор. Глаза у него были без зрачков — безумные и страшные.

— Прыгай, Дашка! — донеслось откуда-то издалека. — Быстрее!

Я взмахнула крыльями, поднялась над площадкой, поймав под крыло воздушный поток.

— Продолжай петь!

— Только шнурки поглажу! — проорала я весело, перевернувшись в полете и стряхнув венец вниз, к трону.

Артефакт Третьего Дома упал точно на мраморную макушку сидящего изваяния, а я, поднимая тучи песка, приземлилась на берег.

— Вот и нашлась достойная голова для тебя, старый ворчун, — громко подумала я и закрыла глаза.

ГЛАВА 20
Леди Третьего Дома, или Жизнь продолжается, когда в город возвращаются гусары

Если долго смотреть на женщину, она обязательно достанет зеркальце.

NN

По случаю хорошей погоды бар «Метелица» принимал посетителей на открытой террасе. Я плюхнулась на пластиковый стул за крайним столиком, опустила на пол свой увесистый рюкзачок и потянулась к меню. Неужели я наконец-то дома? Хорошо-то как!

— Мне мороженого закажи. — Пак уже по уши залез в сахарницу. — И клубничный коктейль, и этого, как его, тирамису. Лучше сразу две порции.

— Будешь трескать столько углеводов — растолстеешь, и нас начнут принимать за родственников.

— Пфф… — Зеленый даже оторвался от своего рафинада. — Скажешь тоже! Ты себя давно в зеркале видела, леди Сирин? Кожа да кости! Я, наверное, тебя скоро разлюблю, такую тощую. Давай, кстати, монументальную Жанину Геннадиевну навестим.

— Непременно, — пообещала я, вытаскивая из внутреннего кармана куртки коробочку с гламором — порошком невидимости. — Вот позавтракаем, и сразу по гостям.

Нюхач послушно подставлял плечи и голову под струйку волшебной пыли. Ему тоже не хотелось быть заметным.

— У тебя гламора при себе, кстати, много?

— Достаточно, — пожала я плечами. — Анна отдала все свои запасы.

Мне было немножко стыдно перед бабой Нюрой за устроенный, так сказать, апокалипсис и за то, что открыла ее тщательно оберегаемую тайну Господину Зимы. И то обстоятельство, что в это время я была не я, а Венец Предвидения, влезший в мое тело, меня нисколько не утешало.

Подошедший официант принял заказ, заменил опустевшую сахарницу и уже через пару минут принес мой кофе. Я сделала первый, самый вкусный глоток и рассеянно посмотрела на свое отражение в витрине бара. Да, Пак прав. Насыщенная приключениями жизнь привела к тому, чего я не могла добиться ни новомодными диетами, ни пыхтением в тренажерном зале. Я перестала быть пышкой. Отросшая челка прикрывала лицо, и я тряхнула головой. Четкие скулы, прямой нос, аккуратный треугольный подбородок. Дарья Ивановна, да ты же просто красавица!

80