Леди Сирин Энского уезда - Страница 50

У двустворчатых, украшенных богатой серебристой ковкой дверей вышла заминка. Наше победоносное шествие было остановлено наконечниками алебард.

— Кто? — низкими голосами вопросили нас великаны, охранявшие вход.

— Леди Сирин к Господину Зимы, — дрожащим голоском объяснил Пак и спрятался за мою спину.

У меня шумело в голове от ужаса. Никакой знакомой фобии для данной ситуации я вспомнить не смогла и лихорадочно придумывала, как можно классифицировать боязнь снежных исполинов, равнодушно разглядывающих меня, жалкую и маленькую, с высоты своего роста.

— Питомец останется здесь, — наконец решил правый. — С животными нельзя.

Я не успела обидеться на «животное», потому что левый поднял алебарду и дружелюбно сообщил:

— Леди Сирин может пройти.

Я повернула голову к плечу. Пикси дрожал от гнева.

— Иди. Я сам тут разберусь.

— Но…

— Не медли!

Створки подались с мелодичным хрустальным звоном, как будто открылась старинная музыкальная шкатулка.

— Кстати, в некоторых культурах слово «животное» является страшным ругательством, — задумчиво сообщила я в пространство и осторожно ступила на порог.

Едва слышное фырканье подсказало мне, что тот, кому надо, мою тираду услышал и принял к сведению. И информация моя этому «кому надо» лишней не показалась.

Помещение, в которое я уверенно вошла, более всего походило на игровую комнату. У стен большого зала теснились рыцарские доспехи, ростовые куклы на каркасах, карусельные деревянные лошадки с облупившейся краской, конфетные автоматы с разноцветной начинкой. И сладости, горы сладостей, наваленных у стен. Я обвела испуганным взглядом эту мечту избалованного ребенка. В двух шагах от меня мраморная гладь пола заканчивалась, центр помещения устилал снежно-белый ворсистый ковер. На нем, опершись локтем о подушку, сидел черноволосый бледный мальчишка, лет десяти на вид. Перед пацаном стояла доска, похожая на шахматную, с крошечными фигурками. И все его внимание было обращено туда. «У Господина Зимы есть ребенок? — подумала я. — Бедняжка!» Для сына такого великого папаши мальчишка был одет слишком невзрачно. Как малолетний беспризорник, честное слово. Грубой вязки свитер с высокой горловиной протерт на локтях, фланелевые брюки коротковаты, а обуви у этого «Фейского Гавроша» вообще не было. Шерстяные носки с широким паголенком пытались ее заменить без особого успеха.

Я уже открыла рот для вопроса о местопребывании нерадивого родителя, когда фигурки на доске пришли в движение сами по себе.

— Ах ты…! — звонко вскрикнул мальчишка. — Твою… через… на…!

Я покраснела. Да, арго мы изучали профессионально, да, меня очень трудно смутить бранью. Но если бы какой-нибудь Жанкин третьеклассник загнул в моем присутствии нечто подобное…

— У меня пикси за дверью ждет, — строго проговорила я. — Не боишься, что я его твои словесные конструкции послушать вызову?

Юный сквернослов поднял на меня взгляд. Юный? Ага, как же! Мне давно пора привыкнуть, что в этом волшебном мире все не такое, каким кажется на первый взгляд. В светло-серых глазах существа, что сидело передо мной, зачем-то натянув личину безобидного ребенка, я прочла и его бесконечную жизнь, и свою скорую и нелепую смерть.

— Вот потому я маленький народец к себе и не подпускаю. — Ломкий мальчишеский голос нисколько не соответствовал равнодушному туманному выражению глаз. — С годами, знаешь ли, все мы склонны прощать себе плохие привычки.

Я сглотнула и низко поклонилась.

— Извините, сир. Меня никто не предупредил, как выглядит Господин Зимы.

Он шкодливо улыбнулся, хотя взгляд его так и остался ледяным.

— А никто и не сможет. Мне давно надоели досужие сплетни, и я наложил на всех подданных магические ограничения.

Я подумала, что мой энский начальник Олег Николаевич дорого дал бы за подобную возможность, чтобы подчиненные в курилке его светлое имя не трепали. Особенно на следующий день после корпоратива, или когда начальственная супруга со своего благоверного стружку профилактически снимает при всем честном народе, или…

— Ну, конечно, еще казнить пару-тройку самых рьяных пришлось. Для надежности, — продолжал меж тем повелитель, поднимаясь с ковра. — Ты вообще кто? Борец за чистоту языка? Для пикси крупновата…

Мне очень хотелось все объяснить, но у меня пропал голос. Дружелюбный хозяин темных фейри макушкой едва доставал мне до ключицы, но от этого почему-то спокойнее не становилось.

— Я понял! — звонко хлопнул он себя по лбу. — Ты вторая сирена. Ну-ка, скажи что-нибудь!

— Восхищена вашей проницательностью, — подхалимски проскрипела я. Голос не слушался, в горло будто насыпали песка.

— Точно! — Повелитель склонил голову к плечу. — Сто лет уже таких голосов не слышал. Или двести. Представляешь? То ни одной вас не осталось, то сразу две.

Речь свою Господин Зимы так густо пересыпал матом (и я имею в виду вовсе не шахматный термин), что я уже почти перестала его замечать. Мое милосердное подсознание просто «запикивало» обсценную лексику, как при озвучке отвязной молодежной комедии.

— Слушай! — Повелитель опять хлопнул себя по лбу, заставив меня вздрогнуть. — Ты, наверное, за охотника своего пришла просить? Вечно у вас, девчонок, к своим похитителям нежные чувства. Так ты не проси, не надо. Я сам с ним потом поговорю, когда дело выгорит.

Меня так настойчиво теснили к выходу, не давая вставить ни слова, что я начала догадываться: общаться со мной не хотят. Хозяин темных фейри вел себя как менеджер по кадрам, уже нашедший идеального претендента на теплое местечко. Я слегка наклонилась вперед, перенеся центр тяжести, и уперлась в ковер изо всех сил. Господин Зимы, конечно, здесь самый главный и все такое, но тело-то у него мальчишеское, и вес наверняка соответствующий. Посмотрим, сможет ли он, не прибегая к колдовству, сдвинуть с места горящую трудовым энтузиазмом сирену. Черт! А почему я молчу, как засватанная, вместо того чтобы колдовать самой? В любви и на войне все средства хороши. А у нас сейчас война, ну и немножечко любовь. Так что действуй, Кузнецова, пока он великанов из прихожей не позвал, чтобы тебя с почестями выставили. Разговор! Надо начать разговор! Каким образом? Ни один начальник не потерпит, если я его перебивать начну. А мне нужно исподволь, ласково его уговаривать. Как я это умею. Черт! Как? Почему-то вспомнилась старая комедия про очаровательного проходимца и забавная фразочка из нее: «Барыня уже легли и просють!» Я невпопад фыркнула, пропустила толчок и растянулась на полу с изяществом той самой барыньки. Оставалось только просить.